Гордость, 

       мысль, 

           красота – 

                     все об этом давно 

     отгрустили. 

Все креститься привыкли, 

                     всем истина стала 

     ясна... 

Я последний язычник 

 Среди христиан Византии. 

Я один не привык... 

            Свою чашу я выпью до дна. 

Я для вас ретроград – 

 то ль душитель рабов и народа, 

То ли в шкуры одетый 

 дикарь с придунайских равнин... 

Чушь! 

 Рабов не душил я – 

    от них защищал я свободу. 

И не с ними – 

 со мной 

    гордость Рима и мудрость Афин. 

Но подчищены книги... 

   И вряд ли уже вам удастся 

Уяснить, как мы гибли, 

     притворства и лжи не терпя, 

Чем гордились отцы, 

   как стыдились, что есть ещё рабство. 

Как мой прадед сенатор   

    скрывал христиан у себя... 

А они пожалеют меня? 

    Подтолкнут ещё малость: 

Что жалеть, если смерть – 

    не конец, а начало судьбы. 

Власть всеобщей любви 

    напрочь вывела всякую жалость, 

А рабы нынче – все. 

    Только власти достигли рабы. 

В рабстве – равенство их: 

    все – рабы, и никто не в обиде. 

Всем подчищенных истин 

    доступна равно 

       простота 

Миром правит Любовь, –   

    и живут для Любви – 

       ненавидя. 

Коль Христос есть Любовь, 

     каждый час распиная 

        Христа. 

Нет, отнюдь не из тех я, 

    кто гнал их к арене и плахе, 

Кто ревел на трибунах, 

    у низменной страсти в плену. 

Все такие давно 

              поступили в попы и 

     монахи. 

И меня же с амвонов 

    поносят за эту вину. 

Но в ответ я молчу. 

    Всё равно мы над бездной повисли. 

Всё равно мне конец, 

    всё равно я пощады не жду. 

Хоть, последний язычник, 

    смущаюсь я гордою мыслью, 

Что я ближе монахов 

    к их вечной любви и Христу. 

Только я – не они, – 

    сам себя не предам никогда я, 

И пуская я погибну, 

    но я не завидую им: 

То, что вижу я, – вижу. 

    И то, что я знаю, – я знаю. 

Я последний язычник. 

    Такой, как Афины и Рим. 

Вижу ночь пред собой. 

   А для всех ещё раннее утро. 

Но века – это миг. 

   Я провижу дороги судьбы: 

Все они превзойдут. 

   Всё в них будет: и жалость, и 

     мудрость... 

Но тогда, 

 как меня, 

    их потопчут другие рабы. 

За чужие грехи 

   и чужое отсутствие меры, 

Всё опять низводя до себя, 

    дух свободы кляня: 

Против старой Любви, 

   ради новой немыслимой Веры, 

Ради нового рабства... 

   Тогда вы поймёте меня. 

Как хотелось мне жить, 

   хоть от жизни давно отгрустили, 

Как я смысла искал, 

   как я верил в людей до поры... 

Я последний язычник 

   среди христиан Византии. 

Я отнюдь не последний, 

   кто видит, 

     как гибнут миры. 

 

Нет это не я, это Наум Коржавин. 

Вот потому я не пишу стихов, 

а только занимаюсь рифмоплетством.

TomJones, 07.10.2017 г. 09:21 Но иногда, ну как преодолеть себя не знаю, поправляю даже кумиров. Вот и здесь Я для себя несколько строк заменил (представляешь, я даже не помню, сам сочинил или где-то встретил, но в памяти у меня несколько отличающиеся строки, я кстати покопался инете - того варианта, что у меня в памяти не нашел). Они идут сразу после строк В рабстве – равенство их: все – рабы, и никто не в обиде. А дальше: Сбросить рабство - гордыня Без рабства любовь не чиста Все живут для любви Даже тот, кто живет ненавидя , Ненавидит не просто теперь , А во имя Христа.