ART-Ланч. Был вечер.... Muza.vip

«Никогда не разговаривайте с незнакомцем…»
М. Булгаков. «Мастер и Маргарита»

Был вечер. Я сидел в парке и читал Довлатова. Неслышно как муха рядом присел некий гражданин. Взглянув на него, я сразу же понял – этому человеку плохо. Из его глаз струилось одиночество. Я предложил пиво, но он отшатнулся от него, как от бутылки с ядом. Пожелав остаться инкогнито, он рассказал мне свою странную историю, которую я, с его позволения, и попробую вам пересказать

Так вот… Был тёплый июньский вечер.

Савелий Мищенко - нет, я назову его Савиком, так короче - решил осчастливить себя и реку Кама, и посетить, таки, набережную. Прожив в этом городе 15 лет, на набережной он бывал раз 10, потому как являлся чистой воды трудоголиком и все выходные проводил в мастерской, не давая отдыха своим умелым беспокойным рукам.

Нельзя сказать, что Савик был неудивительным и невзрачным мужчиной. Напротив, он, в свои не совсем преклонные годы, имел, ещё не лысую голову с приятным лицом, джинсовый костюм и коричневые ботинки с коричневыми же, заметьте, шнурками. Глядя на свои руки, он всегда вздыхал, не замечая на левой руке половины указательного пальца. К сожалению, у мастеров частенько не хватает пальцев. Вспоминая прожитые годы, он тоже вздыхал, а, думая о будущем, вздыхал ещё тяжелее.

Ходили слухи что Савик, в перерывах между работой сочинял стихи, по ночам писал песни, и даже бывало, эти самые песни пел. 90% его творений были о женщинах и для женщин. Один друг назвал его Лирическим Лириком, но как сапожник без сапог, решительно решительный во всём остальном Савик, думая о женщинах, опять же нерешительно вздыхал.

Я думаю, нам, вряд ли удастся разгадать все тайны его души. Но давайте попробуем понять, что же произошло с Савиком в этот удивительный вечер? Не будем терять время и вернёмся на набережную.

Наш герой шёл вдоль парапета и почти весело и нефальшиво насвистывал свои песенки. Слева неторопливо несла свои воды Кама. Савик шел навстречу течению, и иногда ему казалось, что его поднимает вверх эскалатор метро. Оглядываясь на девушек в коротких юбках и прозрачных блузках, Савик со вздохом шептал известные строки: «Где мои 17 лет?». И, конечно же, в его голове тут же рождались поэтические рифмы. Иногда, впрочем, он вдруг вспоминал, кого-то, его лицо становилось задумчивым, но чей-то неприятно знакомый голос прямо из центра его седеющей головы, говорил ему: «Может потом? Не сейчас?» и Мищенко радостно соглашался.

Нашего героя нежно обнимало теплое начало июня.
И вот наш Савик присел на лавочку, закрыл глаза и тут же оказался на берегу лесного ручья. Возникли звуки. Журчание воды и плеск непуганых рыб. Соловьиные трели и потрескивание веток в костре. И запах жареного мяса.

Неожиданно стало неуютно. Савик открыл глаза, и действительность ему не понравилась.
Он испуганно оглянулся и увидел, что вместе с дымом от шашлычной, в его сторону летят поднятые ветром фантики от конфет, одноразовые стаканчики и целлофановые пакеты. Из за крутого берега выплывала, будто раскрашенная графитным карандашом, туча.
Неподалёку призывно поблёскивал гирляндами шатёр кафе. Мищенко неожиданно резво, по заячьи запрыгал в его сторону.

Вечер обещал быть удивительным во всех отношениях.
С неба повалил снег. Не мокрый снег, а настоящий, крупный, полноценный и тяжёлый. Не стало ветра. Пуховой снег падал на воду и, как будто исчезал в чёрной бездне. Он медленно и равнодушно навалился белой тяжестью на зелёную траву и ветви деревьев. Тут же замёрзла живая половина отрезанного пальца.
«Ничего себе июньчик!» - подумал Савик, вбегая в кафе и на ходу стряхивая с куртки снег.

Мищенко приземлился за столиком в уголке и начал мелко дрожать от холода. При этом слышались звуки, напоминающие дроби пишущей машинки под пальцами опытной секретарши. Стучали зубы Савика.
Людей было мало. Шептались и негромко смеялись три молоденькие сплетницы в противоположном углу.

Спал, сложив руки на огромном животе, огромный дядька. Бока толстяка плотно и надёжно обхватили подлокотники стула, и поэтому он не падал. То, что он спит, выдавал лишь тот факт, что конец его импортного галстука почти наполовину утонул в бокале с пивом. В голове Савика кто-то ехидно воскликнул: «Представляю, чё будет, если он щас проснётся и глянет на улицу! Так и обделаться не долго!» И тут же, кто-то другой совсем миролюбиво заметил: «Вот видишь, Савик, какой у тебя будет живот, если будешь злоупотреблять пивом»

Сидел ещё какой-то тип с бесцветными как у рыбы глазами и не сводил глаз с весёлых девчонок. Вдруг он встал, взял со стола бутылку с водкой, и пересел ближе к девушкам. Савику показалось, что у мужика колени, как у кузнечика были сзади, уж больно отвратительную тот имел походку. «Маньяк» - решительно подумал Мищенко. «Отвернись, от греха подальше» - мелькнуло в голове. Там же кто-то вздохнул.

Савик повернулся на 90* и увидел мужскую спину. Обладатель широкой спины что-то тихо и, кажется, нежно говорил. В Савике проснулось любопытство. Молниеносно, как в голове у Джеймса Бонда, созрел план и Мищенко, театрально наклонившись, стал завязывать завязанные дома коричневые шнурки. Чуть повернув голову, из под локтя мужчины в добротном костюме, он вдруг увидел то, что заставило его оцепенеть. Теперь, со стороны он напоминал мальчишку, который ловит ладошками в ручье мальков. Савик увидел глаза женщины. На не совсем пропорциональном лице, обрамлённом заурядной, даже смешной причёской, он увидел глаза рабыни, преданной собаки, глаза беспредельно любящей женщины. Она не видела никого. Во всём мире для неё существовал только её собеседник, но Савик испуганно выпрямился. «Да!» - выдохнул он и тут же кто-то внутри восхищённо повторил: «Да…». Следом послышался презрительный смешок.

Мищенко, почему-то вспомнил глаза женщины, с которой живёт последние 15 лет. Подобных взглядов Савику она не дарила никогда.
И ему неудержимо захотелось выпить.

Герой моего рассказа пошарил в кармане и с удовлетворением обнаружил, что денег много. Ну, относительно много. Хватит. Он унял дрожь в коленях и направился к стойке бара. Здесь Мищенко, почему-то посмотрел в сторону трёх молодых кумушек и выложил на стойку тысячную купюру. Заказал 150 грамм коньяка, уместный шоколад и совсем не уместную нарезку из краковской колбаски. Повернувшись, он увидел сначала хрупкую спину влюблённой женщины, а затем лицо красавца мужчины. С этого ракурса Савику не показалось, что кавалер говорит что-то ласковое. И только после этого Мищенко заметил двух расплывчатых типов за своим столиком. «Ладно, сяду за соседний» - и сделал два шага вперёд.

Но, как я уже упоминал, вечер обещал быть удивительным.

Что-то Савику, вдруг, показалось странным. Он близоруко прищурился и увидел себя. Вернее двух голых себя. Походкой, не лучшей чем у рыбьеглазого маньяка, Мищенко сделал ещё пару шагов и остановился в нерешительности.
- Чё встал, как идиот? Башмаки приклеились? – у худого двойника оказался противный голос.
- Вам плохо? – женщина тронула Савика за рукав.
- Да. Нет. Не приклеились, - коротко прошептал Савик, - хорошо…
- Садитесь, пожалуйста, - у второго Мищенко было свежее лицо, гладкая кожа и приятный баритон. Из за розовой спины выглядывали – о, Господи! – крылья!
«Херувим, какой то» - подумал Савик и повиновался.
- А ты чё это мне мяса убитого поросёнка не принёс? Ты же знаешь, я люблю жрать трупы, жаренные на огне! Ха, ха, ха!
– Я не знаю, - робко молвил Савик и вжался в стул, заметив на голове у дряблого худого аккуратные рожки. «Люцифер, Мефистофель, Булгаков, Кот, Азазелло, Чёрт Бегемот, Гоголь…» - спуталось в голове у Мищенко.
- Ты чё мелешь? Какой такой Чёрт Бегемот!? Мы – твоя совесть, так сказать члены твоего тела! Ха, ха, ха! Вернее это всё я! Пшёл вон! – Рогатый пнул копытом Херувима и быстро вылил в пасть коньяк. Но сморщился, почему-то Мищенко. Во рту запахло клопами. Херувим протянул шоколад. Стало сладко. Шоколад помог.
- Спасибо, - выдохнул Мищенко и стал стремительно пьянеть.
Затем, совсем не, кстати, он посмотрел на нарезанную колбаску и безнадёжно пошло подумал: «Я многочлен»
Но смутился, почему-то Херувим:
- Если хотите, я дам ему по морде. Не думайте что я слабак. Вместе мы обломаем ему рога.
- Заткнись! – Рогатый запихал в пасть остатки колбасы, - не порти человека! А ты чё сидишь? Вали за коньяком и про жареного трупа не забудь!
Савик поднялся и покорно пошёл к бару.

Надо заметить, что на них никто не обращал внимания, и поэтому нам становится ясно – разговор между родственниками слышат только они сами. Причём наш герой способен только шептать. Что тут скажешь, удивительный вечер.

Кстати, толстяк проснулся, почесал живот и потянулся. При этом подлокотники жалобно запричитали, но выстояли. Ничего особенного, кроме своего галстука в пиве, он не увидел.

Снег растаял. Туча пропала за горизонтом. Солнце тоже неумолимо катилось к горизонту. А из за горизонта, безжалостно смешивая свет и тьму, приближалась ночь.
Толстяк тяжело поднялся, выдернул задницу из стула и, неприлично громко рыгнув, подался к выходу. И тут Савику показалось, что следом за ним из за стола выполз огромный, раздутый как утопленник старик. И надо же, с рожками! На выходе эти двое затмили вечернее солнце и исчезли из вида.
В палатке стало просторнее. И даже дышать стало легче.

« Чёрте что!» – подумал Мищенко, и прямо у стойки выпил сто грамм. Херувим за столиком болезненно сжался и, как-то постарев, стал меньше ростом.
- Где этот? – подойдя к нему и став, почему-то смелее спросил Савик.
- Там.
Савик обернулся и увидел Рогатого в компании такого же рогатого сифилитика, в котором с трудом узнавался парень с рыбьими глазами. Сам маньяк сощурившись, из подлобья, не отрываясь, смотрел на девчонок.
- Подружились, козлы… Видел фильм «От заката до рассвета»? – пьяно спросил Мищенко.
- Видел, - тихо отозвался Херувим, - но видеть не хотел. Скажи, тебя, вообще, кто-то ждёт?
- Нет.
- Никто, никто?
- Ждут. Или ждёт. Далеко.
- Что же ты? Это не правильно, если ждут, а ты не едешь. Тоже ждёшь?
- Не знаю. Боюсь. Я скучный. Я разочарую. Я старый пирдун. У меня рука болит. И очки… И палец… И вообще… Я на машине ездить не умею…
- Мелочи. Не бойся. И не говори так некрасиво. И глупо тоже не говори.
- Видел фильм «Кавказская пленница»? Там один сказал: все, что нажито непосильным трудом…
- Да брось ты! В один чемодан всё поместишь. Езжай. Вам будет лучше вдвоём.
- Везде хорошо, где нас нет.
Если бы Херувим мог говорить некрасиво, он бы точно воскликнул: « Вот, редькин хрен!», но он только обречённо покачал головой.

Неожиданно, что-то произошло за соседним столом. Упал и вдребезги разбился фужер. С грохотом свалился стул. Савик обернулся. Мужчина выдохнул женщине в лицо сигаретный дым и истерично высоким голосом выкрикнул:
- Дура! Ничего я тебе не обещал! Размечталась! – он бросил окурок на пол и рванулся к выходу. Следом метнулась чёрная тень.

Она испуганно смотрела ему вслед. Её губы некрасиво сморщились, из глаз, как из чистого родника выкатились две жемчужные слезы и звонко упали в бокал с золотистым вином. Женщина положила на стол деньги и бесшумно вышла, оставив после себя прозрачно светящуюся ауру. Прошелестели невидимые крыла…

Савелию Мищенко стало больно, тоскливо и, почему-то стыдно.
Он взял со стола стакан с коньяком и залпом выпил половину.
- Не надо, - жалобно проскулил Херувим, - ты убьёшь меня…
- Давно пора, - и Савик увидел на столе мерзкое волосатое копыто…

Человек с рыбьими глазами встал, наклонился над девичьими головами и, сказав что-то непристойное, захохотал. Девчонки мигом побежали к выходу, испуганно подталкивая друг друга. Следом за ними на набережную вылетела такая же встревоженная стайка фей. В лучах заходящего солнца их изящные крылышки блеснули, как маленькие салюты и они устремились вслед за своими сердцами.
Человек злобно посмотрел на Савелия и как пьяный инопланетянин вышел из кафе. Прихрамывая, задевая копытами стулья, вдогонку плелось его существо…

- Чё тебе здесь плёл этот Карлсон? Любви все возрасты покорны? – Рогатый брызгал слюной, - Человек сам кузнец своего счастья? Ты вспомни, как тебе одна умудрённая опытом дама притчу рассказала: человек 5 раз выходил из дома, шёл и падал в одну и ту же яму! Пока не понял, что нужно идти другой дорогой! Посмотри, сколько красоток вокруг, идиот! Пей!
Мищенко неожиданно заартачился:
- Не хочу. Не буду. Я любви хочу. Я уеду.

Рогатый неуловимо быстро схватил Херувима. Захрустели крылья. Разрывая рот когтями, вылил ему в рот оставшийся коньяк. Херувим бессильно повалился на пол. У Савелия страшно закололо сердце, и он упал лицом на стол. Рогатый сгрёб Херувима волосатой лапой, отнёс его к парапету и бросил в Каму.
Вернувшись, он долго смотрел на спящего Савика, потом с досадой огрызнулся:
- Подумаешь! Я всегда найду себе тело!
Сверкая в полутьме глазами, Рогатый подкрался к дремавшему за стойкой бармену и обнял его за плечи. Бармен блаженно улыбнулся во сне…

По набережной, в лучах заходящего солнца, шла женщина. Её тело отбрасывало длинную тень. Рядом, скорбно сложив крыла, шла её Любовь. Тени не было…

Засыпая, Савик хотел только одного: проснуться на чистой, цветастой простыне от взгляда желанного и любящего его человека.
А рядом у постели – Херувим.