... без предисловий :))
Островитяне
Я никогда не любила походы. Нет, ну
чокнуться продавленной жестяной кружкой с теплой водкой под ритуальную песнь у
костра, положим, романтично.Но отсутствие горячей воды, центрального отопления и сортира системы ватер
клозет удручало, особенно по утрам. Случалось порой, что чувство нездорового
коллективизма, привитого нам страной Советов вместе с обязательной вакцинацией,
все же пересиливало здравый смысл, но острое
блаженство в момент возвращения из походных скитаний обратно в тепло, уют и
комфорт неизменно отрезвляло. Так что именно
заставило меня тогда пойти на эту
авантюру со сплавлением на байдарках по Карелии? Это для меня до сих пор загадка.
Затеял всё муж. И он вовсе не был одним из
тех пропахших костром бродяг в заштопанных штормовках, нет, нет и нет…Просто имел кое-какие навыки и отрывочные
теоретические познания. А еще бездну энтузиазма и самоуверенности. Группа
бородатых товарищей по институту, вернувшихся на днях с очередного маршрута по
Водлозеру, заразила его этой идеей, самого-то его вряд ли бы осенило. Эти же товарищи
снабдили его географическими и практическими указаниями, а заодно и чудовищным заблуждением,
что никакой особенной практики и подготовки не требуется, и вообще это все “
раз плюнуть”, даже для новичка. Звучало это, видимо, настолько оптимистично,
что мужа переклинило взять с собой и нашего полуторагодовалого сына. А что? Действительно?
Пусть пацан мужиком растет, нечего там! Всполошившиеся родственники с обеих
сторон, исчерпав все аргументы и так и не сломив его ослиного упрямства, пошли
на сговор – тайно вывезли ребенка к прабабушке в Зеленоград. В общем, путешествие
с самого начала обещало быть незабываемым.
Не найдя понимания у ничего
не смыслящих в походной романтике родственников, наш идейный вдохновитель
неожиданно обрел поддержку в лице своего сокурсника и его приятельницы. Таким образом, группа
кретинов, не ищущих легких путей, в составе меня, моего мужа, кореша Тарусина и
его подруги Лариски в итоге сформировалась. Больше идиотов не нашлось.
Экипировку собирали с миру
по нитке. Из того, что имелось у нас, кроме изобилия шерстяных носков и
резиновых сапог, отыскались еще топор и брезентовая армейская плащ-палатка.
Байдарки, спальные мешки, рюкзаки, палатки, надувные матрасы, котелки и даже
удочки одолжили все, кто мог. Маршрут намечался такой: поездом из Москвы до
Петрозаводска, затем ракетой через Онежское озеро, далее автобусом до Пудожа, а
там вниз по реке Водла на байдарках до Водлозера. Причем путь возвращения
обратно история умалчивает. При исходных данных, я полагаю вертолетом МЧС, не
иначе.
И вот, в августе девяносто
первого, мы нарисовались на платформе Ленинградского вокзала груженые так, что,
когда все, чем мы были обвешаны, ставилось в кучу на землю, становилось
очевидно, что четверым это все нести попросту немыслимо. В авангарде наши
мужики тащили на себе байдарки. Даже сложенные, они оказались почти в человеческий рост и исполински возвышались над макушками вокзальной толпы. Мне
достался импортный красный станковый рюкзак. От броской яркости его хотелось одного
– немедленно дематериализоваться из данной точки в данный момент! А подвешенные
к станку котелки и чайник на каждом шагу
еще так предательски дребезжали, притягивая внимание всех тех, кто еще не успел
среагировать на цвет, что усугубляли ощущение
абсурда до предела. Руки у всех были плотно заняты удочками и всем тем, что не поместилось
за плечи. Последней шла Лариска с болтающимся в районе пятой точки доисторическим
брезентовым рюкзаком, набитым крупами и закупленной в качестве надежной валюты
водкой. Из-за плохо подтянутых лямок и тяжести
ее выгнуло назад как гимнастку. От этого
подбородок её гордо поднялся, грудь выпятилась вперед, а на лице застыло выражение
полного презрения ко всем встречным. Сердобольная старушка, поравнявшись,
всплеснула руками: “Оспидя, милочки, шош
вы её так навьючили-то!”. В поезд загрузились, слава богу, без происшествий, но
это было только начало.
Злоключения начались уже
в Петрозаводске. Поезд, как водится, опоздал больше чем на час, и поэтому на
ракету, переправившую через Онежское озеро прибывших в этот день туристов, мы не
успели. Пришлось купить билеты на следующую, отправлявшуюся всего-то через
полтора часа. Но как следующая, так и каждая последующая ракета нас на борт
брать отказывались, мотивируя, что с таким грузом нас вообще никто в здравом
уме не возьмет, к тому же зарядил дождь и
на озере штормило... Мазохистские таскания на пирс и обратно со всем
нашим барахлом стали выглядеть безнадежно. Решив, что местное пароходство
объявило тайную войну с туризмом и обнаружив забытое кем-то расписание автовокзала, мы обратились к наземному транспорту. Как ни парадоксально,
но автобус до Пудожа все-таки существовал! Ну и что, что он тащился вкруговую со всеми остановками
без малого восемь часов, подумаешь, тоже мне препятствие! Но тут вышла незадача
– ближайший был только на следующий день. Разжившись кипяточком у дежурной, мы
заварили себе бульонных кубиков и заночевали на голых деревянных лавках так
радушно и гостеприимно встретившего нас Петрозаводского речного вокзала.
Наверное, нам нужно
было быть благодарными судьбе за то, что она так яростно оберегала нас от той
поездки, ставя на пути непреодолимые преграды. Но мы не вняли намекам и с
упорством, достойным Маресьева, предприняв с утра еще одну неудачную попытку
уплыть на ракете, не выспавшиеся и голодные, под проливным дождем потащились
через весь город на автовокзал. Пешком! Таксисты, видимо, за ночь примкнули к
работникам пароходства.
В отличие от речного,
на автовокзале было людно. На фоне местных мешочников мы со своей поклажей уже
не выглядели как инопланетяне. В билетную кассу разве что не пришлось
записываться за сутки. Но время, проведенное в ожидании очереди, не прошло
даром - оно в корне изменило направление
нашего движения. Слоняясь без дела по обшарканному залу ожидания и пялясь на
справочные стенды под мутными стеклами, Тарусин наткнулся на подробную карту
Карельского края. Внимательно её изучив, он пришел к неожиданному открытию. Вместо
Водлозера он обнаружил Ведлозеро в двух часах езды и с отправлением автобуса в
ближайшее время. Всего-то одна буква, а какая существенная разница! Решение
было принято немедленно, маршрут пересмотрен, возвращение обратно продумано, билеты
куплены, автобус отправлялся, только теперь мы вообще не имели ни малейшего
представления, куда нас несет.
Дождь моросил всю дорогу, слегка омрачая
впечатление от долгожданных видов карельской природы за окном автобуса. Но мы,
замученные поездом и бесконечными вокзальными скитаниями, были рады даже этому.
Очень хотелось уже вырваться на волю. В конце концов это обещало горячую пищу,
смену чистого белья и сон! Конечная остановка оказалась прямо на берегу…
Местные жители, сойдя
с автобуса, потянулись направо - в деревню, а мы налево - на берег. Серо-стальное
озеро было просторным и неспокойным, но все-таки в небольшом отдалении в
дождевой пелене маячили смутные очертания каких-то островов и берегов, определенно
намекая на возможность причалить, если что… Поэтому мы и решились отплыть, иначе
пришлось бы разбить лагерь прямо там, на удивление аборигенам. Хотя, судя по ничего
не выражающим лицам, их в этих краях уже мало что могло удивить. Байдарки
мужчины собрали довольно ловко, ограничившись всего-то десятком другим
нецензурных возгласов, и мы, разделив багаж поровну, спустились на воду,
положив наконец начало реальному туризму.
На практике
реальный туризм оказался опасней, чем в теории. Казавшиеся с берега небольшими,
волны качали груженые багажом и нами байдарки угрожающе. “ Разворачиваем носом
к волне!” – скомандовал мой муж – “и гребем синхронно, мать твою, на раз-два!”.
То ли бородатые товарищи его проинструктировали изрядно, то ли инстинкт
самосохранения сработал, выудив из глубин подсознания единственно верные
движения, но мы на удивление грамотно сработались, и нас стало качать
по-правильному – вверх-вниз, а не с бока на бок. Увлеченные собственными маневрами и
усиленно гребя к показавшемуся неподалеку острову, чтобы под его прикрытием
уберечься от грозивших опрокинуть нас волн, мы на время как-то отвлеклись от второй
половины нашей флотилии. А когда мы, наконец, оказались в относительной
безопасности и смогли осмотреться, то с ужасом поняли, что помочь им может
теперь только чудо. Определить сходу, где они вообще дрейфуют, не удалось, потому
как волнами их байдарку вынесло практически на середину озера, а то
хаотически-истерическое движение веслами, которое они там демонстрировали, оставляло
нам только одну возможность – молиться! Вслух мы выражали естественную тревогу
за будущее наших товарищей, мысленно при этом цинично прикидывая каких именно
жизненно важных запасов мы рискуем лишиться в случае худшего исхода. Спустя
минут сорок расстояние между нами, к счастью, заметно сократилось, а еще через полчаса
их, взмокших и окончательно выбившихся из сил, прибило все-таки к берегу. На
него мы без колебаний решили немедленно же и сойти! Да и вечерело…
Разбираться, что это
был за берег и кем он был населен, не было уже ни сил, ни желания. Ориентировку
на местности решено было отложить до утра. Наскоро разбили одну из палаток,
разожгли костер и потрапезничали. Ну и накатили конечно! Не, ну а кто бы не накатил?!
И упали вчетвером в двухместную палатку. Даже не было необходимости выполнять синхронный
поворот во сне по команде. Спали богатырски.
Утром начали проступать
подробности. Во-первых, оказалось, что от места старта мы уплыли прилично. То
есть берега, с которого мы отчалили, на горизонте как-то не наблюдалось. Во-вторых,
Тарусинская байдарка фильтровала безбожно и в качестве плавучего средства была весьма
сомнительна. А в-третьих, Лариска резонно заявила, что хоть вздерните её на
первом суку, но куда бы то ни было еще грести она отказывается даже под
пытками. Мы конечно же согласились, такой стресс, шутка ли! Но втайне
договорились не форсировать, дать ей пару дней на реабилитацию, а пока заняться
обустройством быта и ревизией экипировки. Тут снова проступили подробности.
У нас с мужем все хоть
и было с девятьсот пятого года, но годилось. У Тарусина же с Лариской к дырявой байдарке добавилось три надувных матраса,
из которых один не надувался вообще, у второго надувалась только подушка, а
третий сдувался за ночь. Хуже того, хваленая польская палатка от солнца и ветра, конечно, укрывала
надежно, но от сырости с земли и почти не прекращавшегося дождя должен был
защищать прилагающийся к ней тент. Но как раз тент-то почему-то отсутствовал. То,
что спать в ней на сдутых матрасах мокро, они прочувствовали на вторую ночь. Вынув
утром из палатки отсыревшие за ночь кроссовки и поставив их сушиться у костра,
Тарусин задумался. Когда у кроссовок начали подгорать шнурки, его осенила
гениальная инженерная мысль, осуществив которую он получал нормальный сон,
лишив нас одновременно надежды на дальнейшее продвижение. То, что он соорудил “без
единого гвоздя”, перевозить или городить
заново на каждой стоянке было утопией.
Это был широкий
настил наподобие плота из сложенных крест на крест толстых веток, поднятый над
землей на вбитых по углам кольях и густо покрытый для мягкости еловым лапником.
Палатка стояла сверху, на настиле, для непромокаемости завешенная всем
оказавшимся под рукой полиэтиленом. Даже пакеты из-под вещей были порваны и
пущены в дело. Получилось нарядно. Мы с мужем тем временем сложили из камней
очаг, растянули над ним плащ-палатку от дождя, рядом спрятали запасы под
перевернутую дырявую байдарку Тарусина,
и концу третьего дня нашему лагерю позавидовал бы сам Робинзон. Тем более, что
мы реально оказались на острове, с обитателями которого нам еще предстояло
столкнуться.
То, что это остров, обнаружили
мужчины, поплывшие наводить контакты с местным населением на предмет обмена
водки на картошку и репчатый лук. Водка местных не впечатлила. В деревне народ
активно гнал самогон и интересовал их исключительно сахар. Но лука и картошки
дали. Осознав, что весь запас спиртного придется уничтожать самостоятельно, мужики
согласились, что дальше плыть действительно смысла не имеет. К тому же речка,
по которой мы планировали сплавляться на пути обратно, по словам деревенских, была
норовистая, порожистая, да и медведь, говорят, там пошаливал…И Боже нас миловал
испытывать на своей шкуре эти шалости!
Вот так, трансформировавшись
из отважных байдарочников в банальных туристов, решивших устроить пикничок у
черта на рогах, мы сидели вечером у костра и прикидывали возможный досуг. Из
доступного были рыбалка, собирание грибов-ягод и алкоголь. Выпив, Тарусин
провел инструктаж: “ Если ночью услышите подозрительные звуки, голову из
палатки не высовывать! Отрубают на раз! Вспарывайте палатку сзади и валите!”. Мне
стало страшно. Лариске тоже…А темнота вокруг костра сгущалась, в зарослях
тускло светились гнилушки, и в лесу время от времени что-то жутко и очень громко трещало. Решив нас
приободрить, муж рассказал анекдот про лесные страхи, который в обычных
условиях показался бы нереально смешным. И хотя мы все же истерично поржали,
успокоиться так и не вышло. Объяснить причину странного треска из леса не могли
никакие анекдоты. Даже водка не смогла заглушить тревогу. Лежа ночью в палатке,
застегнувшись в спальник, как в саван, я проводила между себя аутотренинг. Муж
храпел, как денщик, а мне лезла в голову всякая хреновина, постоянно сбивая с
подсчета овец. На тысяча сто сорок девятой вопль Тарусина из соседней палатки “Але,
народ! Вы слышали?! Что это было!?!?!” убил во мне последнюю надежду заснуть.
День четвертый
ознаменовался первой рыбалкой и выяснением причины ночного треска. Муж готовил
снасти, а Тарусин тем временем подбирал себе прикид рыбака...
- Где мои носки?- небрежно бросил он Лариске,
что-то сосредоточено помешивавшей в котелке у костра. Она так же небрежно не отреагировала.
- Ларис, я спрашиваю, где мои
носки?- повторил Тарусин, повышая интонацию. Мы с мужем тоже уже заинтересовались,
а правда – где они? Лариска невозмутимо молчала…
- Где Мои Носкиии!!!- заорал,
теряя терпение, Тарусин. Ответ нас озадачил.
- Что ты на меня все время орешь!
Не можешь нормально спросить! – возмутилась вдруг Лариска, в сердцах швырнув
ложку в котелок.
Раздумав что-либо еще
спрашивать, Тарусин наконец облачился, и мужчины уплыли рыбачить. А мы остались
в лагере, по-хозяйству…Тут-то и произошла встреча с обитателями острова. Ими
оказались коровы. Племенное стадо голов в двадцать, которое курсировало по
периметру, обходя весь остров примерно раз в три дня. Ночью мы слышали их
приближение, а днем – увидели. Наткнувшись на нас буренки оторопело застыли,
опасливо кося из-за деревьев. Мы с Лариской тоже замерли. Никогда ведь не
знаешь, что может прийти в башку животному с такими умными глазами. А вдруг
быки? Тогда вообще хана! Выйдя из оцепенения первой, Лариска предложила: “Бежим
на берег, там камни! Не достанут! Копыта
поломают!”. “Логично” – согласилась я, и мы рванули.
Стоя на прибрежных валунах,
я пополнила свой жизненный опыт двумя фактами. Оказалось с воды слышно все так
отчетливо, что можно разобрать почти каждое слово. Мы ясно слышали, как наши
мужики лениво матерились в байдарке метрах в ста. Зато как мы им не орали, на
воду с берега не доносилось ни звука. И еще, что ущерба имуществу люди могут опасаться
больше, чем вреда здоровью. Коровы, увидев наше отступление и осмелев,
хозяйничали у нас в лагере беспощадно. Когда они добрались до Ларискиной
палатки, путаясь рогами в веревочных оттяжках , выдирая из земли колышки, она
не выдержала. Схватив хворостину, она отважно бросилась спасать добро. Посыл
был такой воинственный, что коровы с перепугу сиганули в лес. Тут она могла бы
и остановиться, но, в упоении успехом, она
еще долго продолжала гнать их по кустам, издавая победные клики.
Вернувшись с рыбалки,
мужики заявили, что все озеро в сетях и с байдарки ловить не имеет смысла. Или
надо искать места?, или ставить донки. Не уловив связи, мы с Лариской
согласно закивали. Но что есть донка осторожно поинтересовались. Ей оказалась
длинная леска с подвешенными через равные промежутки крючками с наживкой. Одним
концом она крепилась к поплавку и затем, на прочной длинной резинке, к
булыжнику потяжелее, а другим концом, с колокольчиком, на берегу. Булыжник
сбрасывался подальше от берега в воду, превращая
все это как бы в несколько удочек, заброшенных поперек озера. Звон колокольчика
означал поклевку, леска подтягивалась, добыча снималась, и резинка возвращала всю
конструкцию в исходное положение. Ловля на донку нам понравилась. Главное, что
не надо было покидать сушу. А то, что на нее попадались преимущественно мелкие ерши, нас не смущало, вот только с
крючка их отдирать было колко.
Мужчины между тем приглядели
тихую камышовую заводь у соседнего острова. Там, по их мнению, стопудово
клевала щука. Щука действительно клевала. Одну они даже поймали, но закрепить
успех помешало непредвиденное препятствие. На берег вдруг высыпало стадо телят.
В отличие от наших коров, на шее у них болтались какие-то консервные банки, и весь
этот детский сад громыхал так, что на рыбалке можно было ставить крест. Окончательно
возмущенные тем, как местные жители беспардонно хозяйничали в окрестностях, наши
рыболовы были вынуждены ретироваться.
Разочаровавшись в рыбалке,
муж предложил всем отправиться по грибы. Грибов оказалось столько, что мы
начали извращаться. “А не набрать ли нам сегодня дождевиков на жарку?”. Или,
скажем так: “ Давайте собирать только благородные грибы, из них суп вкусней”. Неиссякаемый
Тарусин толкнул идею насобирать с собой чернушек на засолку. И побольше,
побольше!
Грибы же стали причиной еще одного курьеза. А
точнее грибы и естественные надобности. Лариска как-то отошла в лесок по малой нужде.
Присев, она засекла грибок. А за ним еще один, а потом еще, и еще…Грибы
перестали помещаться в руках, и она завернув футболку на пузе, стала их
складывать туда. В азарте она шла не отвлекаясь на всякую ерунду типа
направления. А когда и футболка переполнилась, её наконец отпустило. Решительно
повернув обратно, она вдруг озадачилась. А в какой, собственно, стороне это
“обратно”? Покричав что-то вроде “ау” и
не услышав даже эха, Лариска заметалась. Побросав грибы, она ломанулась туда,
куда подсказывал инстинкт. Он её вывел, но на противоположный берег. Через озеро
она увидела поселение известных нам самогонщиков и решила привлечь их внимание
огнем. Но запалить костер до небес отсыревшими спичками ей не удалось, и она
стала тупо вопить “Помогите!” и размахивать ветками.
В лагере первым
выразил беспокойство отсутствием подруги Тарусин вопросом : “Сколько можно ссать?”.
Делала она это и правда как-то подозрительно долго. Пошли искать. К голосу
орущей на противоположной стороне острова Лариски добавилось еще три. Можно
себе только представить, как это слушалось в деревне, учитывая особенности
озерной акустики. Коровий остров вдруг зазвучал
на все тембры. Проболтавшись по лесу больше часа и сорвав глотки, вернулись ни
с чем. Начинало темнеть... Тарусин нервничал и беспокойно курил одну за одной.
Мой муж был, как обычно, непробиваем:
- Да ладно тебе, Санек. Не
мечись. Это ж остров! Куда она денется. Ну, на крайняк прибьется к коровам и
вернется. Дня через два… - изрек он,
деловито починяя примуса.
Тут мы услышали шум
проплывающей вдоль берега моторки . В ней переговаривались.
- Слышали? Вроде, Ларискин голос? - насторожился Тарусин.
- Да не, тебе почудилось…- ответили мы.
Минут через пятнадцать звук повторился.
- Да точно говорю
Ларискин голос! – настаивал Тарусин. Но моторка опять проплыла мимо.
- Ну, что ж ты думаешь,
она совсем ку-ку? Не узнает место? Это деревенские тусуются… – заметил муж, правда уже с сомнением…
Когда моторка начала приближаться в третий раз, мы выскочили на берег. Такой
ориентир оказался Лариске доступен. Местные джентльмены, привлеченные её воплями
и подобравшие дурную бабу, радостно ее сплавили, задолбавшись нарезать круги
вокруг острова, и уплыли восвояси. Нас снова стало четверо.
Раздосадованный Ларискиной
непроходимой тупостью и проскандалив с ней пол ночи, Тарусин потащил меня утром
на берег под предлогом чистки котелков изливать душу. Я захватила приемник. С
музыкой оно веселей, да и голосов не так слышно. Ни Тарусинские откровения, ни
пойманная им радиостанция меня не увлекли. Раз с Тарусиным я ничего поделать не
могу, решила я, то можно, по крайней мере, что-то поискать в эфире. То, что мне
попалось, заставило нас оставить в покое нюансы Ларискиной психики и побросать
котелки. Из череды помех и обрывков какой-то нанайской музыки четкий голос
диктора вдруг сообщил: “… положение немного стабилизировалось, но президент
по-прежнему находится в изоляции…”
- Ну-ка, верни! - вскинулся Тарусин, моментально забыв свои личные
неурядицы.
Новости нас потрясли.
Оказалось, что пока мы тут были заняты всякой суетой, в стране шел настоящий
государственный переворот. Попытка свержения Горбачева, позже вошедшая в
историю как Августовский путч ГКЧП. В Москву были введены войска и народ вышел на баррикады. Матерящийся Ростропович,
штурм Белого Дома, стихийные митинги, какой-то вдруг умник Ельцин…В какую
страну нам предстояло вернуться, было пока неизвестно. Тарусин предложил
садиться в байдарки и грести в Финляндию просить политического убежища. Его
нескончаемые идеи нас уже порядком утомили.
“ Не бубни, а? Дай уже послушать!"
– взмолился муж, приникший к приемнику.
Через пару дней, путч, по
слухам крайне плохо организованный, был подавлен. Популярные российские рокеры дали концерт на баррикадах, Горбачев вернулся
с Фороса , застрелился Пуго и все были арестованы, а у нас на острове морось, отравлявшая нам
существование с первых дней, сменилась вдруг солнцем, и жизнь снова вошла в
обыденный ритм. Коровы от нас уже не шарахались, а так как быков среди них не
было, мы от них тоже. У нас даже появилась любимица – белая, в коричневых
пятнах и глазищами разного цвета. Грибные блуждания Лариски не прошли даром, и,
кружа на моторке вокруг острова, она запеленговала большой малинник неподалеку.
Там вечно кто-нибудь, да ошивался. То люди, то коровы, а то и просто зайцы. Но
малины хватало всем. Наевшись свежей до икоты, мы начали её запасать в виде
компота в пустые бутылки из-под водки. Скоро надо было возвращаться.
И тут Тарусин вспомнил! Он
же хотел набрать чернушек! Какая же это удача, что мы оказались на острове и
место сбора было все-таки ограничено некими пределами. От жадности он сделал
три ходки, собирая все подряд, как пылесос, включая переросшие лопухи. Набрал
он много.
- Ну, и чё ты будешь с ними теперь делать? –
поинтересовался муж.
- Замочу в озере – невозмутимо заявил Тарусин,
набивая чернушками садки для рыбы.
- Нахрена?
- Ну, во-первых, их положено перед засолкой
отмачивать. А потом,
утрамбовать
будет легче.
- А ты их увари – прикололся муж.
- Это мысль! – не оценив прикола, согласился
Тарусин.
Техника уваривания чернушек
на костре подручными средствами была отточена, и после обеда поставлена на
поток. Процесс затянулся дотемна… А когда стемнело, мужики собрались плыть “на дело” - воровать сети. Это
была маленькая месть аборигенам за так и не пойманную рыбу мечты. Оставляя
Лариску ответственной за уваривание оставшихся чернушек, Тарусин умолял:
- Только не надо ничего поправлять в костре. Ты
меня слышишь? Ведь
потушишь – будете сидеть в темноте!
- Да больно надо! - фыркнула
она, зная, что конечно же будет поправлять. У Лариски была тайная страсть - раскладывать горящие полешки покрасивше.
Мужчины отчалили, а мы
остались за варкой чернушек перемывать им косточки. За этой увлекательной
беседой мы переработали все имеющиеся под рукой грибы. Мне пришлось спуститься
к берегу за очередной партией отмокающих в озере и набрать воды. Раздавшееся за
моей спиной громкое шипение могло означать только одно – она все-таки не
удержалась, полезла в костер и опрокинула туда кипящие котелки! В свете
гаснущего огня я успела увидеть взметнувшиеся клубы пара. Окутанная ими как
ведьма Лариска злорадно констатировала: “ Пи*дец твоим поганкам!”. “ Вот зараза!” - подумала я,
пробираясь во мраке.
То, что осталось от костра, выглядело плачевно. Не знаю
как, но вычерпав мокрую золу и остатки грибов, мне удалось его снова разжечь. И
когда вернулись мужики, мы с Лариской уже сидели как ни в чем не бывало.
А утром наступил День Отъезда!
Коровы, почувствовав близкую разлуку, пришли нас проводить. Растрогавшись, мы в
прямом смысле накрыли им поляну, высыпав на землю все, что не собирались
забирать. Они благодарно сожрали даже оставшиеся не уваренными чернушки, а
из-за соли произошла настоящая коровья битва. Желание вернуться домой
переселило Ларискин страх перед греблей, и рассудив, что если в дырявой байдарке
они c Тарусиным добрались до
острова в шторм, она заключила, что в
штиль они не утонут и подавно! Мы погрузились и, кинув прощальный взгляд на ставший уже
почти родным остров, поплыли обратно. В солнечную погоду путь по зеркально
спокойной воде оказался настолько приятным, что напоминал лодочную прогулку в парке. Лариска даже пожалела, что
все это время наотрез отказывалась грести куда бы то ни было.
На уже знакомой нам остановке
расписания не наблюдалось. Прикинув, что прождать автобуса можно до второго
пришествия, мужики отправились ловить попутку на шоссе километрах в двух. Мы с
Лариской остались скучать и сторожить вещи. Мимо нас уныло проплелась группа
деревенских коров, перепачканных навозом до рогов. Дааа, подумали мы, вот что
значит жить в неволе! Наши-то, с острова, были такие чистенькие, ухоженные... Вслед
за стадом подошел мужичек из местных, но когда будет ближайший автобус до
Петрозаводска он был не в курсе. Очевидно, ему это было вообще ни к чему. Зато
вдруг пожаловался, что прошедшей ночью
какая-то сволочь поворовала на озере все сети. “ Да вы что?! Просто неслыханное варварство!” –
посочувствовали мы с Лариской, решив не посвящать его в известные нам подробности
этого коварного злодейства. От дальнейших обсуждений этой скользкой темы нас
избавил сигнал остановившейся рядом раздолбанной тарантайки, в народе именуемой
«буханкой». Сияющая физиономия Тарусина на пассажирском сидении могла означать
только одно: Ура! Мы наконец-то возвращаемся домой!