Другим моим другом был Вовка из квартиры №8. Наши фигуры представляли собой киношную классику – два сверстника, один жирный, другой худой. У Вовки имелась кличка Слон, у меня Сова. В минуты дружеских драк он превращался в Жирную Свинью, Кабана, а я в Пучеглазого Филина или в Ворону. В детском саду наши кровати стояли вместе. В школе мы сидели за одной партой. Между нашими квартирами были протянуты провода с батарейками и лампочками, и мы знали азбуку Морзе. Частенько ночевали друг у друга. И, конечно, хулиганили. Я помню, в первые годы существования нашего дома, в ванных комнатах стояли титаны с дровяным отоплением. Как-то мы напросились помыться вместе в моей ванной. Дурачились, плескались и вдруг, Вовка захотел писать. Надо сказать, что ванная комната была отделена от туалета. Что же делать? И тут Вовчик произвёл неожиданный манёвр - он извлёк свою пиписку из воды и стал писать на раскалённую печку титана. Горячий вонючий пар наполнил комнату, и она тут же превратилась в газовую камеру. Это было ужасно! Мы получили по голым задницам, а запах ещё долго напоминал всем об этом приключении. Нами был изготовлен и взорван не один взрывпакет. Слава Богу, пальцы и глаза остались целы, но с опалёнными волосами и со ссадинами ходили часто. Помню, как мы воровали на соседних огородах клубнику для Верки. Взамен, как водится в этом возрасте, она на чердаке показывала нам то, что интересовало нас больше всего на свете. О себе скажу честно, этот интерес у меня остался на всю жизнь. Ну, объекты внимания, конечно, постарше…
Вовкина семья жила, пожалуй, побогаче всех остальных жителей нашего дома. Тётя Рая служила на нефтебазе главным бухгалтером. Наверное, она не воровала, а экономила, и как все главбухи, получала очень много денег. Дядя Коля работал всё на той же нефтебазе старшим смены. Вся Вовкина квартира как дворец персидского шаха была в коврах. Ковры были в моде. Под потолком висели красивые хрустальные люстры, тоже модные, а вдоль стены стояла мебельная стенка полная никем не читанных модных книг. В этой квартире раньше всех соседей появился цветной телевизор. Но в семье, как говорится, не без урода. У тёти Раи был сын, родившийся до свадьбы с Вовкиным отцом. Звали его Толя, и он страдал шизофренией. Болезнь усугублял алкоголем, а коктейль из шиза и водки превращал его в зверя. Он бил своих домочадцев, кидал в модные люстры модную посуду и при этом смеялся каким то нечеловеческим хохотом. Он был хромым, бледным, неразговорчивым, работал в часовой мастерской, и жизнь не обещала ему ни чего хорошего. Но через много лет он женился на тихой женщине с некрасивым лицом, и она родила ему ребёнка. Он переехал к ней и как они жили, история предпочла мне не признаваться.
Вовкин отец тоже выпивал не слабо. Недалеко от дома стояли хозяйственные постройки, а короче сараи. Восемь, по количеству квартир. В них хранили весь хлам ненужный в квартире. Это были обители мужчин. Здесь прятали целые бочонки с брагой, в углах стояли старые кровати и диваны, и именно здесь регулярно происходили стихийные мальчишники.
Дядя Коля заходил в сарай дяди Феди поточить на электрическом наждаке нож и к вечеру выходил, пошатываясь с тупым выражением на лице и с таким же тупым ножом в руке. Моему отцу просто не позволяла совесть пройти мимо, если дядя Коля чинил Вовкин велосипед. Техника сложная, надо помочь. После трёх закрученных гаек выпивали по одной. Через пол часа после трёх выпитых закручивали одну. Потом забывали о велике и с тостами типа: «Чтоб они все сдохли!» материли начальство, баб и правительство. Иногда дядя Федя заглядывал к отцу в сарай: «Валь, дай рубанок на пять минут, срочно надо. Давно бабе обещал швабру сделать. Да не, я тороплюсь! Ну ладно, только одну…» Оставался на два часа, оставался на месте рубанок, и оставалась без швабры баба.
Труднее всего извлекать из недр сарая было, конечно, дядю Колю, потому как вес его живого мяса составлял не менее 120 килограмм. Именно от него мы услышали первый раз фразу: «Хорошего человека должно быть много!» А сказал он это, когда мы были на ночной рыбалке. Дядя Коля – рыбак со стажем. В доме ни у кого не было своей лодки, а у него была не только лодка, но и лодочный мотор «Вихрь». На рыбалку он брал нас не часто. Мы дурачились, бегали по берегу, кричали и кидали в воду «попрыгунчики» - плоские камешки. Рыба от нас «давала дёру» на пол километра и вниз, и вверх по течению. Ближе к вечеру мы бродили по угорам, собирали к ужину дикий лук, «курочку», и чудо приморской природы – черемшу. Те, кто не жил в Приморье, наверняка её не пробовали. Даже не знаю с чем сравнить и как объяснить её вкус. Короче, у черемши обалденный вкус черемши, а запах, примерно, как у чеснока. Изо рта, кстати, тоже. В общем, насобирав даров природы, мы ложились на душистые ветки наломанного ивняка, смотрели на звёзды и слушали пение сверчков. Пылал жаркий костёр, в свете луны блестели воды реки Иман (в переводе с китайского – козёл), а мы, глотая слюнки, дышали свежим речным воздухом, смешанным с ароматным запахом из котелка. А вскоре уже лопали горячую уху и слушали выпившего дядю Колю. «Вы не должны быть лентяями, потому что должны быть рабочими, как я и Валеркин батька Валентин. А знаете, что означает слово рабочий? А означает оно два слова – РАБ и ОЧИЙ. Короче, гляди и работай. А может и работай – за тобой глядят». Мы тупо пытались сообразить значение сказанного. Он в сердцах бросал папироску в огонь: «Да ну вас, балбесы!», и шел проверять закидушки.
Хочу заметить, мои хорошие, что мне до Бианки или Паустовского, как до луны пешком, и я меньше всего хотел бы описывать красоты природы. Но только что с удивлением обнаружил, что пис?ть об этом приятно. Если не долго. Так о чём я говорил? Ах, да…
Лентяями мы не стали, это точно. Вместе закончили восьмой класс, и Вовка уехал учиться во Владивосток, толи в училище, толи в техникум. Там у него жила родня и мы не виделись очень долго. Потом он неожиданно приехал с невестой, и два дня всем домом играли чудную свадьбу. Кажется, обошлось без драк. Молодожены укатили в свой славный город-порт и больше мы не виделись лет, примерно, десять.
И вот нелёгкая занесла меня в этот город на целый месяц. Я нашёл в записной книжке его адрес, с трудом отыскал дом на окраине города и поднялся в малосемейку на восьмом этаже. Двери открыла очень полная женщина, в которой я с трудом узнал его жену Ольгу. Вовчик был на работе в ЖКО, водил мусоровоз, а двое детишек пребывали в детском саду. Мы разговорились, и она пожаловалась: Володя последний год сам не свой, его мучают фобии типа «меня никто не любит, меня ненавидят на работе, я неудачник» и он начал выпивать. Через некоторое время в квартиру ввалился огромный Вовчик. Его папа был по сравнению с ним просто малыш. Мы обнялись, он был весел и на его лице я не обнаружил никаких следов депрессии. Сходили за водкой, выпили, курили и вспоминали детство. Мы старательно избегали разговоров о жизненных проблемах и, наверное, зря. Его груз остался при нём. Я взял у него номер телефона и мы разбежались. Прошло дней десять, и мне нужно было уезжать. Я решил встретиться, попрощаться и позвонил. Трубку взяла Ольга: «Валера, ты ничего не знаешь? - у меня от её голоса на голове зашевелились волосы – Вова выбросился в окно. Уже похоронили».
Мой второй друг совершил полёт от восьмого этажа до бетонки и улетел из жизни навсегда.
Вот тут, мне кажется, да и Вы, мои Уважаемые читатели это наверняка заметили, что я тоже совершил слишком длинный прыжок во времени и увлёк Вас за собой. И это из приятной ночи на берегу реки да в грустный Владивосток. Улыбнитесь, я возвращаю Вас обратно в детство…
В своей жизни я много раз тонул. Тонул в двойках, тонул в Любви, тонул в долгах. Но расскажу, как я тонул в воде. У реки Иман очень быстрое течение и потому очень холодные воды. Но у реки Иман была ещё и, так называемая Крупозаводская протока. Как и положено протоке, она вытекала из реки и в туже реку втекала, омывая при этом наш пацанячий остров. Но утонуть я умудрился не в протоке, а в Хлебозаводском заливе, который имелся всё у той же реки Иман. Вода в заливе нагревалась гораздо раньше, чем в реке и купальный сезон мы с пацанами открывали уже в начале мая. Ширина залива сорок или пятьдесят метров, но для семилетних угланов это было непреодолимое расстояние. В тот день у нас на всех был один большущий баллон от «мазовской» шины. Многие из нас умели плавать. Я оказался одним из немногих. Кто-то достал из кармана шоколадку. Поделим на всех – получим по горошине, и вдруг родился спор: кто из тех, кто не умеет плавать, переплывёт залив на баллоне, тому и шоколадка. Поплыл я.
Грести я мог только руками, ноги до воды не доставали, и было очень холодно. Поначалу было легко, но к середине залива я выдохся. К тому же страшно замёрзли ноги, они просто онемели. И что вы думаете, когда до берега оставалось рукой подать, и я уже чувствовал во рту сладкий вкус победной шоколадки, моё худое замёрзшее тельце вдруг соскользнуло с мокрого баллона в майские воды Хлебозаводского залива. Дело в том, что я хотел повернуться и с торжеством победителя помахать пацанам рукой. Через секунду махающие руки они видели, а хозяина этих рук нет. Я же даже испугаться не успел, просто барахтался, касаясь ногами дна, отталкивался и опять выныривал на поверхность. Рост метр с гаком, а до дна полтора! И помню, что в воде было куда теплее, чем на воздухе.
Всё приключение длилось не больше минуты. С берега прибежали две героини комсомольского возраста, подхватили меня под руки и выволокли на песок. Автор этих строк был спасён. На берегу отдыхали мужички, у которых оказалась моторная лодка. Они, смеясь, погрузили в неё утопленника вместе с баллоном, и доставили его к его заслуженной шоколадке. Поразительно! От залива до дома пол часа ходьбы, но через десять минут прибежала заплаканная мама. Ей уже сказали, что меня откачивают и, наверное, бесполезно. И вот теперь все отдыхающие на берегу могли, утирая слёзы наблюдать бесплатное индийское кино: мама обнимает утонувшего сына, который чудесным образом оказался жив. Ещё через минуту драма превратилась в комедию, потому как я получил звонкую оплеуху по расцелованному лицу и после решительного приказа: «Домой!», шёл и думал: «Лучше бы я утонул»… Но с водой я, в конце концов, подружился. Могу хоть на животе, хоть на спине, да и боком тоже сумею. Чёрт, ну и написал, прямо «Камасутра» какая то, простите, получилась. А цензура точно не простит. Ну, да ладно, пусть будет так.
Вспомнились ещё случаи, но, знаете, друзья мои, я вдруг подумал: «Первая часть моих рассказов называется «Дом», со своим Домом я Вас познакомил, так не пора ли мне эту первую часть завершить?» В тот день, когда я чуть было, не утонул, кто-то из моих соседей похлопал меня по плечу и сказал: «Что, Валерка, спасли? Ну, раз не утонул, долго жить будешь!» Значит, есть ещё время написать для Вас, друзья мои, и вторую часть своего повествования. А назову, пожалуй, «Школа». Нет, это уже А.Гайдар написал. Будет «Друзья. Школа выживания» Всё, на том и порешили. Продолжение следует…
***
Жизнь продолжается…
Ночь темнотой мою землю родную укроет. День победит её мрак на чужом континенте. Кто-то навеки уходит, а кто-то приходит. Жизнь возвращается и продолжается в каждом моменте.
Вот и весна, не жалея, снега растопила. Лёд превратила в бурлящие вешние воды. Где же, вы люди, с которыми жизнь подружила? С вами делил я весёлые дни и невзгоды.
Осень прошлась палачом по нескошенным травам, и по дрожащим на ветках, испуганным листьям. Годы скосили вас, не выбирая неправых и правых, и уступили вы место будущим ж?зням…