Он ревновал ее к дождю
И укрывал джинсовой курткой
Ее июневые кудри,
А зонтик прижимал к локтю.
День дожидался темноты,
Жизнь начиналась с середины,
И закрывали магазины
Свои разнузданные рты.
Ветра стояли на своем,
Шатая цепь священнодейства,
И пошлое Адмиралтейство
Сдавало ангелов в наем,
Но вместо звёзд их берегли,
Два добрых духа Джин и Тоник,
И мир, казалось, в них утонет,
Едва дотронувшись земли...
А мне казалось,
А мне казалось,
Что белая зависть - не грех,
Что черная зависть - не дым.
И мне не писалось,
Мне не писалось,
Мне в эту ночь не писалось, -
Я привыкал быть великим немым.
Он ревновал ее к богам
И прятал под мостом от неба,
А голуби просили хлеба
И разбивались за стакан.
И плоть несло, и дух опять
Штормил в девятибалльном танце -
От невозможности остаться
До невозможности унять.
И вечер длинных папирос
Линял муниципальным цветом,
И сфинксов он пугал ответом
На каждый каверзный вопрос.
И, видно, не забавы для -
По венам кровь против теченья.
Миг тормозов, развал-схожденье,
И снова - твердая земля.
А мне казалось,
А мне все казалось,
Что белая зависть - не блеф,
Что черная зависть - не дым.
И мне не писалось,
Мне опять не писалось,
Не пелось и не писалось, -
Я привыкал быть великим немым.
И отступил девятый вал,
И растворил свой сахар в дымке...
К стихам, к Довлатову, к Ордынке
Он вдохновенно ревновал,
Но вместо рифм бежали вслед
Два юных сфинкса Джин и Тоник,
И воздух был упрям и тонок,
Впитав рассеянный рассвет.
Страница с mp3: